Июль 41 года. Романы, повести, рассказы [сборник Литрес] - Григорий Яковлевич Бакланов

– Даше надо уходить.

На высокий детский стул внучка вскарабкалась сама, вооружилась ложкой, ей повязали нагрудник. Приятно смотреть, когда маленький ребенок ест. Впрочем, Даша относится вполне спокойно: «Для чего это закармливать? Захочет – попросит». Но ко внукам сердце мягче, всю школу несправедливости на собственных детях прошли. Сидит маленький гриб-боровичок в ярком нагруднике, хлеб черный с маслом наворачивает, а ложка – в левой руке. И в кого она левша?

Потом они с Тамарой стоят у окна, ждут. И вот внизу из подъезда показалась Даша. Молодая, стройная женщина в самой поре расцвета, пышная грива каштановых волос за спиной, и – влекомое за руку маленькое ее повторение с бантом в светлой косичке. Она махала, махала крошечной ручонкой. Но раздался телефонный звонок, Тамара поспешила к трубке: Дима! Вот теперь вся семья в сборе: мать слышит голос сына по телефону, а внизу, уже заворачивая за угол, машут дочь и внучка.

– Так что за важный звонок такой был в мое отсутствие? – спросил он и ждал подарка.

Оказалось, звонил Дармодехин, тот самый ветеран, инвалид, который приходил к ним. Через кого-то он разыскал еще кого-то, и вот так по цепочке, по цепочке отыскалась женщина, которая последней видела Юру и знает про него.

– Я все же зря о нем плохо подумала, – говорила Тамара.

А Лесов уже настолько свыкся с мыслью, что звонили из издательства, так пригрел ее в душе, что в первый момент почувствовал себя ограбленным.

– У нее есть телефон. Она в Ельне живет. Можно позвонить.

– Да нет, – вяло сказал он, расставшись с одной надеждой и не очень веря, что его тут что-то ждет. – Понедельник. Она – на работе.

– Она не работает. У нее рук нет. Обеих нет рук. Не знаю, может, не следовало, но я как услышала, что рук нет, подумала, может, лучше сначала – я? Как женщина с женщиной… Ты не сердись, я позвонила ей.

– Ну?

– Она знает, что ты – брат Юры. Знает, кто ты.

– Так какого же черта она в таком случае?..

– Я сказала, ты приезжаешь утром.

Тамара явно что-то недоговаривала, он ждал.

– Но вообще, она странная, ты это имей в виду.

– Ладно, позвоню вечером. Не все сразу.

– Но она знает, что ты приезжаешь, ждет.

Разговор дали неожиданно быстро: «Ельню заказывали? Ждите».

Он ждал, слушая отдаленные гудки, и вдруг увидел ясно, словно вчера это было, а не вскоре после войны. Лето. Жара. Он зашел в кафе-забегаловку вблизи рынка, сел за столик, и тут входят, громко разговаривая, две женщины, по голосам – выпившие. Одна – видная, широкая в бедрах и в кости, лицо грубоватое, но красивое, молодое и уже припухлое, замаслившиеся глаза чуть косят. На ней пестренькое летнее платье, короткие рукава… И как по глазам ударило: рукава короткие, а рук в них нет. Она села к столу, подруга приносила тарелки и ставила. Потом с ложки кормила ее. Вся морщинистая, цыганского вида, была она намного старше, на смуглой руке тускло поблескивало стершееся кольцо. Потом обе курили, осоловелые после еды: святой миг настал. Одна стряхивала пепел в тарелку, пристукивая по папиросе грязным пальцем, другая роняла пепел в вырез на высокой груди.

Такую красоту погубили, думал Лесов, стараясь не смотреть, но и боковым зрением видел все, не мог оторваться. И думал: как же она справляется? Вот осталась жить, а даже причесаться и то… Этих «как же» сразу столько выстраивалось, что лучше не додумывать.

Они встали, но жара, все липло к телу, и подруга, оглядев ее, обдернула платье сзади. И уже какой-то подвыпивший мужичонка кобельком, кобельком вился около них, вместе и вышли.

Не должно, не может случиться такого совпадения, мало ли после войны возвращалось искалеченных, бывало, грохочет подшипниковыми колесами по асфальту безногий, сидя на подставке, в сильных руках – деревянные утюжки, отталкивается ими от тротуара, и сторонятся, расступаются граждане, идущие на своих ногах, глядят вниз, вслед ему. Постепенно инвалиды исчезли с улиц, чтобы видом своим не отягощать совесть благополучных людей, а государство себя виноватым не чувствовало, долга за собой не числило: общая беда, всем пережить пришлось…

– Абонент не отвечает, – раздался механический голос телефонистки.

– Наберите, пожалуйста, еще, – попросил Лесов. – Там, понимаете, женщина… – и почему-то само так выговорилось: – Пожилая очень, может не расслышать сразу.

И как раз в этот момент взяли трубку.

– Ельня? Ельня? – вмешалась телефонистка. – Вас вызывает Москва!

– Слушаю! – раздался прокуренный мужской голос.

– Добрый день! – поспешил Лесов. – Будьте добры…

– Евгению Владимировну! – шепотом подсказывала Тамара.

– …Евгению Владимировну.

И махнул рукой на жену: отойди, мол.

– Ну? Слушаю.

– Евгения Владимировна? Здравствуйте. Вам звонила моя жена. – Лесов назвался. – Я хотел узнать… Мне сказали, вы знали моего брата. Юрий Лесов.

Молчание.

– Алле! Евгения Владимировна!

С грохотом упала трубка, и – голоса: «На голову надень! Сколько раз учить?» – «А ты не дергайся». – «Туже, туже надень…»

Мужской голос спросил:

– Это вас я видела по телевизору со Столяровым, с прокурором с этим?

– Да! – обрадовался Лесов и после не мог себе простить этой глупой радости.

– Вот его бы и спрашивали про старшего лейтенанта Лесова. Небось не забыл… дружок ваш. – Голос звучал враждебно. – Смотрела, как вы оба-двое улыбаетесь…

– А он… Он разве старший лейтенант был? – только и нашелся спросить Лесов.

– Вы и того не знаете?

– Я ничего не знаю. Мы в сорок первом году расстались. Вы когда последний раз видели… Юру?

Опять было долгое молчание, голос ее раздраженный: «Разомни… Прикурить дай!» И – долгая затяжка. И выдохнула хрипло:

– Под Керчью высаживали нас. Там и видела.

– Я бы просил… Вы разрешите мне приехать? – и поспешил добавить: – В удобное для вас время. Я много времени не отниму. Только расспросить.

– Чего приезжать, глядеть на меня? Незачем. Письмо пришлю.

И закричала кому-то:

– Трубку с головы сними! Положи!

Короткие гудки.

Он сидел у телефона ошеломленный.

– Мне показалось, это – мужик.

– Я забыла тебе сказать, у нее – мужской голос.

– Голос мужской, а характер сволочной. Только что не обматерила. «Нечего приезжать, глядеть на меня…» Очень мне нужно на нее глядеть!

– Ну, это можно понять, – оправдывала ее Тамара. – Женщина без рук. Возможно – бедность. Не хочет…

– Сказала, письмо пришлет. Когда она его пришлет? Кто ей писать будет? Тебе она что-нибудь говорила?

– Я сейчас в трубке слышала ее голос. Саша, я всегда чувствовала, он – страшный человек.

– При чем тут Столяров? – спросил, сразу поняв, о ком она говорит. – При чем тут он? Какое вообще он имеет отношение? –